Михаил Жванецкий - Тост

Выпьем за водку, за коньяк, за виски, за обыкновенный сельский самогон, за спирт обмывочный, за медицинский спирт ректификат.
Выпьем за ликер, за марочные вина, за портвейн "777".
За клюковку Тарасовой и Татьяны, великой женщины и тренера.
За самогон Олега Губаря!
А также за закуску, за горячее, за гостей, то есть за нас, прошедших через спирт "Рояль"!
Выпьем за повсеместный плодово ягодный с дождем и грязью. За фуршет вокзальный под конфетку соевого шоколада фабрики "Роза Люксембург".
За все, что избавляло нас (я имею ввиду моё поколение) от жизни и отправляло нас слюнявых, грязных и счастливых, за кордон. На Запад, в Африку, со стариком Хемингуэем.
Выпьем за джин "Бифитер"! За содовую! Мы про нее читали.
Мы еще не знали, что боржоми лучше. Как "Лидия", как "Изабелла". Вот эти домашние вина.
Все дело в качестве литературы.
Выпьем за самогон! За мутный сельский самогон в бутылке, заткнутый початком кукурузы. Это немножко стихи.
За кайф. За потрясающий полет.
За женский смех и шепот прямо в ухо с покусыванием.
А дальше выпьем за закуску. За холодец с суставами и чесночком.
За главную. За возглавляющую. За великую селедочку с картошкой!
Потом когда объездили и не нашли замену, то поняли, что потеряли.
За тюлечку в Одессе.
За рыбец в Ростове.
За омуль на Байкале.
За полярный хариус. Копченую ставридку скумбрию.
За угря — советский символ, что висел в колхозе Кирова под Таллином с табличкой "для Кишиневского обкома КПСС".
Выпьем за паштетик из печеночки с лучком.
Не за черную икру, что истинные большевики накладывали на свежий огурец зимой...
У нас такого не было внизу. У нас, как и сейчас, все было в банках.
Дешевый каламбур.
Но крабы были в банках. Грибочки были в банках. Помидорки были в банках. Болгарский перец, зелень с солью в банках.
Мы крутили, как заводят самолеты,— одним движением.
Господи, как неповторимо пить за винегрет. Если вершиною была селедка, то массою был винегрет.
Ведро... Нет, таз винегрета... Помытый, очищенный от мыла. Таз винегрета большими ложками. И ничего нет лучше до сих пор...
Хоть хлынули моллюски с Запада, древесные грибы с Востока. Они не поднимают уровень беседы. И не дают полет мозгам. То есть отвлекают от спиртного... Мы же не кушать собрались...
Пьем за скромность русскую.
Соленые огурчики и помидорчики. Только не путать мне и не давать все это быдло в маринаде.
Соленый бочковой пупыристый огурчик — родничок, рожденный к водочке. И помидорчик тугенький и кисло-кисло-сладковатый.
От вилки брызги на сидящих, на пьющих, на орущих, на поющих, на вспоминающих, то есть на нас.
Так вот за нас, с трудом сидящих за столом.
За перемены блюд от 45-го до 14-го года.
За перемену водки от зеленой тусклой поллитровки до винтажной 2.3 с веселой оружейной рукояткой.
Выпьем за нас, за пьющих под закуску, придуманную и разработанную наравне с оружием.
За нас, которым подают все меньше стульев.
Мы мыслим, значит просто уезжаем и уходим.
Не помним имена, с кем пили. Но их голоса. Их мысли. Их любовь. Их прозвища. Их поднимающие споры. Их вопросы, когда в вопросах был ответ.
За нас.
За перешедших в них.
За них, за перешедших в нас.
А лучшее, что приходилось нам: нет, не перевязывать, не драться. А пить и говорить.
И в споре не рождалась истина. Там просто вырабатывалось отношение к власти, к жизни, к детям и к женщинам. Друг к другу.
Вот пить и говорить.
Не знаю лучшего.
Когда мы пишем в письмах "не с кем пить", то это "не с кем говорить".
Нельзя нас потрошить отъездами.
Выпьем, чтобы не дай Господь отнять язык и совесть тому доктору, что скажет: - Вы знаете, вам больше пить нельзя...
Молчание.. Молчание..
Вот приговор.
Молчание...
Так вот, пока молчание не прозвучало. С чего мы начали.
Так пьем за выпивку.
Так пьем за то, чтоб было. С кем. О чем. И для кого.
Чтобы дома, как в гостях.
В гостях, как дома.
Тогда, как нынче говорят, есть мотивация для продолжения жизни.

[окончание тоста Жванецкого смотрите в онлайн]